СИЗО. Неизвестность. Колония. Именно так выглядит этап (который «страшнее приговора»). Спецкоры NewTimes.kz Ольга Ибраева и Турар Казангапов рассказывают, как устроена эта система, — на примере людей, оказавшихся в заключении.
От сумы и от тюрьмы не зарекайся – смысл знаменитой пословицы в том, что жизнь непредсказуемая штука, и готовым нужно быть ко всему, к суме (нищете), к тюрьме (несправедливости), и никогда не зарекаться (всегда ожидать "подляны"), поскольку вслед за успехом и благополучием могут наступить тяжёлые времена, придёт беда…
«Я плохо сплю, потому что постоянно прислушиваешься, не пришли ли за мной, не назвали ли мою фамилию. Ожидание здесь вечность. Время идет медленно», — говорит Айжан (имя героини изменено по ее просьбе).
Айжан оказалась в астанинском СИЗО по статье о наркотиках. Её соседка по камере — за мошенничество. Эти две статьи здесь самые частые для женщин. Обе выглядят лет на тридцать, одеты по-домашнему – спортивные штаны, темные блузки и шлепки. На полках пряники и сушки.
При начальстве на условия не жалуются. Говорят, что самое изнурительное это ждать приговора. Время в СИЗО тянется медленно. Сокамерница Айжан ждёт экстрадиции в Узбекистан — и говорит она об этом спокойно, будто уже смирилась.
В другой камере шесть женщин. Половина — за наркотики, одна — за хищение. Почти все ждут суда. Самая молодая девушка уже получила срок, но все еще надеется на апелляцию.
Норматив площади — 2,5 квадратных метра на человека. Есть двухместные камеры и 12-местные. Зависит от статьи и обстоятельств. Отдельно оборудована комната видеонаблюдения. Сотрудники следят за всем происходящим в режиме реального времени. На большом мониторе десятки окон. В одной камере двое мужчин курили на подоконнике и бурно что-то обсуждали. В другой шла стирка. Кто-то играл в нарды. В каждой камере своя жизнь, хотя расписание дня одинаковое для всех.
Женщины здесь сидят отдельно от мужчин. Мужские камеры прокурены насквозь.
«Все нервничают, курят», — объясняет сотрудник. Воздух тяжёлый, с едким запахом табака, который не выветривается.
В одной из камер, среди взрослых мужчин, сидит 16-летний парень. Всего две недели здесь — и видно, что он ещё толком не осознал, где оказался. На вопрос о статье сначала отмахивается, хмурится, но потом нехотя говорит: «Пропаганда одного исламского государства. В соцсетях». Смотрит в пол и замолкает, будто сам до конца не верит в то, что за это можно оказаться здесь.
В СИЗО сидят те, чья вина ещё не доказана. Здесь ждут решения суда, апелляции или этапирования.
По закону в СИЗО могут находиться те, кого суд уже арестовал как подозреваемых или обвиняемых. Они остаются за решёткой до тех пор, пока не завершится следствие и судебное разбирательство. Бывает и так, что человеку уже вынесен приговор, но он ещё не вступил в законную силу — в таких случаях человек остаётся в изоляторе, пока идёт апелляция.
Кроме того, здесь временно содержатся те, кто ожидает этапирования. Задерживают здесь и иностранцев, которых ищут по международным запросам — они могут находиться в СИЗО до экстрадиции. Сюда же помещают и обвиняемых по тяжким и особо тяжким преступлениям, дела которых порой длятся месяцами, а иногда и годами.
Сидеть в СИЗО, как ни парадоксально, может быть «выгоднее». Раньше один день здесь засчитывался как один день лишения свободы. С 2019 года правила другие: один день в СИЗО приравнивают к полутора дням в колонии средней безопасности или даже к двум дням в колонии общего режима. Это объясняют более жёсткими условиями изолятора.
Например, если человек проведёт здесь шесть месяцев, ему зачтётся девять месяцев или даже год срока. Поэтому многие стараются задержаться под следствием подольше — это своего рода легальная «скидка» на срок, которую даёт закон.
СИЗО в Астане стоит на правом берегу, прямо посреди рынка. Всего в паре минут ходьбы — шумный базар с говорящим названием «Шанхай». С улицы изолятор легко принять за склад или техническое здание. Выдаёт режимное учреждение только герб на фасаде.
У ворот — беседка из профлиста. Там всегда кто-то сидит: одни ждут, чтобы навестить близкого, другие уже вышли и ловят такси. Среди ожидающих — женщины с маленькими детьми на руках, которые тоже пытаются пройти внутрь.
Сотрудники встречают одновременно радушно и настороженно. На входе несколько раз уточняют: кто вы, откуда и зачем пришли. Сопровождающая в форме объясняет всем встречным: «журналисты».
Фотографировать разрешают почти всё, но с одним условием: никаких лиц. Только со спины, и если сам человек не против. Поговорить со следственно-арестованными удаётся, но недолго и осторожно — только с теми, кто сам согласен.
В одной из камер — пожилой на вид мужчина, седой, невысокий. Сначала кажется, что ему глубоко за шестьдесят — на самом деле ему 59.
Рассказывает, что воевал в Афганистане, получил контузию. Сейчас под следствием за хранение и сбыт наркотиков.
Говорит коротко и как-то устало: «Суд решит. Слово за правосудием».
Остальные в камере заметно моложе — 25–30 лет. У кого-то в деле значится разбой, у кого-то мошеннические схемы. Распорядок одинаковый для всех: подъём в шесть утра, завтрак, прогулка во дворе, свидания с родными, встречи с адвокатами. Баня — раз в неделю. Отбой строго по расписанию.
Фразу «небо в клеточку» слышали многие. Как и в тюрьме, здесь для заключенных оно только такое. Для прогулки оборудованы бараки. В этом могут находиться максимум шесть человек.
Само здание старое. Причём изначально оно вообще не было СИЗО: его построили в 1974 году как исправительный пункт. Позже сюда начали привозить тех, кто ждёт приговора или освобождения.
Камеры изношенные, стены и полы потёрты временем. Удручающий вид немного разбавляют камеры видеонаблюдения, кулеры с водой, а где-то — рисунки и надписи самих арестантов.
Снести и построить заново — кажется, единственное решение. С каждым годом это место всё меньше похоже на учреждение, где должны содержаться сотни людей, и всё больше — на аварийное здание. Но за этими стенами живёт шестьсот человек. Кто-то выйдет уже завтра — домой, к семье, к детям. Кто-то поедет в колонию и начнёт отсчёт срока. А кто-то ещё месяцами будет ждать приговора, не зная, что его ждёт.
СИЗО переполнено. Здание рассчитано максимум на 600 человек, но сейчас здесь 680 человек. Единственный выход — ставить дополнительные кровати в уже тесных помещениях.
Когда это здание строили, Астана была городом на 350 тысяч жителей. Сегодня население давно перевалило за миллион. Сотрудники говорят об этом спокойно, почти буднично. Надеются, что изолятор хотя бы реконструируют — или построят новый.
Два года назад на правительственном уровне утвердили очередную Концепцию. На бумаге всё выглядело правильно: заложили деньги, расставили приоритеты — реконструкция и капитальный ремонт тюрем, колоний и изоляторов.
Но когда дело дошло до реализации, всё пошло по знакомому сценарию. Бюджет начали урезать, ответственность перекладывали с ведомства на ведомство. И каждый раз звучал один и тот же аргумент: «денег в бюджете нет».
Недавно в Казахстане приняли амнистию, президент подписал закон, приуроченный к 30-летию Конституции. По нему часть заключённых сможет выйти на свободу или сократить срок.
В астанинском СИЗО № 64, о котором идёт речь, есть отдельный хозотряд — это осуждённые, которых допустили к хозяйственным работам. Сейчас там 38 человек. Амнистия коснётся 20 из них: 17 мужчин и 3 женщин.
По закону один из заключённых, осуждённый за преступление средней тяжести, может рассчитывать на полное освобождение. Остальным — 19 людям, у которых тяжкие статьи, — срок могут сократить. Среди них есть те, кого закон относит к социально уязвимым категориям: две женщины с малолетними детьми, ещё одна женщина старше 50 лет и мужчина старше 60.
Часть дел уже отправили в Межрайонный суд по уголовным делам Астаны. Среди них — одно ходатайство об освобождении и девять на смягчение приговора.
В изоляторе работают сотрудники КУИС. Никто из них не мечтал с детства о такой службе — с арестованными работать мало кто хочет. Но службу не выбирают: куда направят, туда и поедешь.
Среди тех, кого приходится конвоировать – рецидивисты, педофилы, убийцы. Работа нервная и опасная: никогда не знаешь, чего ждать. Бунт может вспыхнуть в любой момент — здесь есть те, кому терять уже нечего. Зарплаты маленькие. Младший начальствующий состав получает здесь всего 130–140 тысяч тенге в месяц. Это те самые люди, которые должны следить за порядком в переполненных камерах и при этом оставаться спокойными и внимательными.
На территории СИЗО стоит небольшой памятник сержанту Эдуарду Кужамуратову. Его здесь помнят до сих пор. Почти 20 лет назад он погиб, пытаясь спасти напарника из рук осуждённых, приговорённых к смерти. Тогда, в июне 1999-го, в этом СИЗО содержались не только арестованные в ожидании приговора, но и смертники — мораторий на казнь ещё не действовал.
План побега заключённые готовили заранее: выдрали из стены штырь, сделали самодельное оружие. Вечером двое из них взяли в заложники дежурного и потребовали открыть камеру. Эдуард зашёл внутрь — не дать убить коллегу. Началась короткая и жестокая борьба. Его избили багром, перерезали горло и выбросили в коридор. Он был ещё жив, но умер в больнице. Бунт подавили спецназовцы за три минуты. Заложника освободили. А память о погибшем сержанте теперь хранит скромный постамент во дворе изолятора.
